Мне 15, Мои родители приехали в Америку из России и я уже родился здесь. Назвали меня Тимоти, что по-русски Тимофей. Мне, как и всем, скучно жить. Из-за этого я решил записывать, что, да где, да когда, вообщем, из того, что у меня случается. Ну,и если будет не лень, впечатывать это в компьютер. Называю свою галиматью: Часть этой жизни. Тим.

P.S. Буду передавать свои письма через друга моего старика, Михаила Моргулиса, он более или менее нормальный мужик. А вообще, кто его знает…

 

Часть этой жизни

 

НЕБОЛЬШОЙ ПАЖАР

 

Что случилось? Да ничего особенного, как всё в этой жизни, по дурацки случилось. Как всё у русских случается. Мой старик всегда повторяет слова какого-то министра: мы хотим, как лучше, а получается как обычно, т. е. хреново. Когда к нему русские друзья приезжают, они это повторяют по десять раз, после каждой истории. И горько смеются после каждой рюмки. Вроде бы страдают сквозь смех. Что за страна такая, я в ней только раз был и одно понял, они лишь говорят о том, что надо жить лучше, а ничего для этого не делают. Говорят и по телику и на улице, а, как сказал мой двоюродный дядя из Тулы, ни хрена не делают. Это повторил и другой мой дядя, из Киева. Я не совсем согласен, наверное, кто-то что-то делает, но это мало на такую прорву бездельников и обманщиков. Отвлёкся. Да, так как же случилось это. Все уехали, а ко мне быстро на байках, ну, великах, прикандохили Эд и Боби. Мы все уже американцы, но Эд из поляков произошёл, а Боби, придурок, сам не знает от кого он. Только бормочет: я думаю, я джерман, немец значит… Недавно мать его сказала, что они из Ирландии. Все мы бываем отмороженными, а он чаще других. Эд говорит, что он свистнул у старшего брата щепоть марихуаны и надо её покурить на балконе. Мы несколько раз уже курили. Если бы мой старик узнал, он бы повесился и меня повесил. Мне пока не нравится это делать, спать потом хочу, а Эд уставится куда то и ему кажется всё ярким. А Боб вообще лишь раз курили просидел на скамейке истуканом целый час, У нас в школе некоторые очень сильно курят и уже привыкли к этому. Учителя борются, полицейские и психологи лекции читают, а они смеются. Я говорю, через час предки могут приехать, если хочешь, давай райт нау. Стали затягиваться. Ничего подействовало, мне стала казаться, что в мире всё стало лучше и паутина везде появилась. Я об этом сказал Эду, а он стал смеяться без перерыва. А что в это время делаем Боби,- хватает на балконе лежащий халат старика, заворачивается в него и кричит на нас как директор школы, вы, мол, с Эдом, негодяи и вас ждёт тюрьма. Мы умираем от смеха, не только от слов, но и от вида Бобби, он вдруг стал похож на китайца. Потом этот отморозок берёт зажигалку и старается поджечь свисающую над балконом ветку дерева, а поджигает халат старика. Халат шёлковый, быстро загорается. Бобы смеётся, с потом вопит. Мы с Эдом хватаем стоящее рядом пластмассовое ведро в дождевой водой и выплёскиваем ей Боби в лицо, халат шипит, Боби шарахается, орёт, перелетает через перила и летит вниз, я вижу как он шмякается на клумбу с цветами. Мы бежим вниз. Боби на клумбе, возле него наша собака, нюхает его и повизгивает. Высота небольшая, Боби смотрит на нас, мы кричим: Ар ю о’кей? Поднимаем его, ноги ходят, руки двигаются, на лице грязь от клумбы, все цветы смяты. Ощупываем его, Эд говорит, а мог бы убиться. Тут мы испугались, опять стали его проверять, нет, всё у него нормально. Только взгляд как то застыл. Проходит минута, вдруг Боби заплакал, повторяет, а если бы я в правду сгорел и убился? Мы обняли его и повели в дом, через подвал в кухню. Дал я ему апельсинового сока, потом стерли в него грязь везде. У Боби пара дырок на рубашке, а халат старика полу сгорел. Я не знал, что с ним делать. Завернул и вложил в пластмассовый кулёк, потом положил это в туалете на тумбочку. Думаю, что сказать старику. Он рассеянный, но про этот халат не забудет, так что прятать его бесполезно. Эд предложил послушать диск с Грей фул дэд. Только начали слушать, а там поют про смерть за углом и взгляд Боби снова одеревенел. Я останавливаю диск, говорю, лучше вам ехать, скоро мои придут. Они ушли, но Боби не хотел влезать на байк, и они с Эдом пошли пешком, радом с байками, держа их за рули. Эд потом повернулся с казал мне «бай!», а Боби ничего не сказал и не повернулся. Я пошёл во двор, стал приподнимать цветы, большинство поломаны и не поднимались. На клумбе был неясный отпечаток тела Боби, я немного прировнял землю, но всё равно она выглядела, как будто её специально хотели уничтожить. Мне стало очень неприятно. Я вспомнил маму, думаю, вот она устроит. И главное, ничего нельзя придумать. В кухне умыл руки, пожевал сосиску. Вернулись все. Я успел сесть и углубиться в спортивный журнал. Братёнок младший показал мне новую тишорт, я сказал, что она кул. Старик ушёл в ванну, я хотел убежать, но не убежал. Он долго не возвращался. Я пошёл к нему. Он уже запихнул халат в мусорное ведро и смотрел в окно. Он даже не знает, какие у него грустные глаза. Я сказал ему, не спрашивай про это. Он кивнул головой, но не удержался: «этот халат мне подарил Бен». Это его лучший друг. В окне он увидел клумбу. – Вы что, на ней боролись? Скажи матери, что пока нас не было, во дворе бушевал торнадо… Он горько усмехнулся, как после рюмки водки. Мать стояла над клумбой, как над умершей подругой. Я молча стал рядом, она спросила: - Кто? Я ответил: - Я. Врёшь- сказала она, но не заплакала. Как я их всех люблю, а сказать об этом не могу. И братёнку не могу. Когда-нибудь скажу. Братёнок прошептал на ухо: «Купи новые семена»,- и засунул мне в карман несколько долларов. И у меня было несколько. Но мать не требовала, чтобы уплатил я.

Мы поехали покупать семена. Мама вела машину. Я думал, ну как же это так, я - русский, но Эд - поляк, а Бобби - ирландец, их же двое, почему же у нас получилось по-русски, хреново, значит. А может это я на них повлиял.